search
menu
person

NEWS AND UDATES


Гражданская война в США 1861-1865. Солдаты гражданской войны

Гражданская война в США 1861-1865. Солдаты гражданской войны

                                                                                  Маль К.М.  

Южане, утверждавшие, что конфликт между Севером и Югом — это война богатых, в которой сражаются бедные, не были совсем неправы. Основу личного состава обеих враждующих армий действительно составляли выходцы не из самых состоятельных слоев населения. На Юге это были в основном мелкие землевладельцы-фермеры. Более 80% солдат Конфедерации имели за свою жизнь только двух рабов — левую и правую руки, так что называть армию южан рабовладельческой можно разве что фигурально.

На Севере, где более половины солдат набиралось из городского населения, социальный и профессиональный состав вооруженных сил был более разнообразным, однако и там люди состоятельные встречались редко. Главным образом добровольцами на федеральную службу поступали представители трудящихся классов, причем многие полки и даже бригады формировались по профессиональному признаку. В вооруженных силах Севера были части, состоявшие почти целиком из кузнецов, лесорубов, шахтеров и даже школьных учителей, причем все они были уроженцами одного и того же места. Такая профессиональная организация давала северянам важное преимущество: в военно-техническом отношении их войска были подготовлены лучше, чем у противника, и в силу этого инженерная служба федеральной армии всегда была на недосягаемой для южан высоте. В прокладке дорог (в том числе и железных), наведении переправ и строительстве крепостей северяне не знали себе равных не только на американском континенте, но и вообще в мире.

Имелись свои преимущества и у южан. В основной массе уроженцы сельской местности, солдаты Конфедерации самой своей жизнью до войны были лучше подготовлены к воинской службе, чем изнеженные жители городов Севера. Их быт был прост и неприхотлив, они часто ночевали под открытым небом, а каждый день был заполнен физическим трудом, вырабатывавшим силу и выносливость.

Кроме того, до войны на всем старом добром Юге безраздельно властвовал культ силы, и его жители чуть ли не с пеленок учились владеть оружием. На всем пространстве южнее Потомака едва ли можно было найти дом, где на стене не висела бы пара револьверов или хотя бы старое охотничье ружье. «Даже те, кто делал карьеру в политике, сельском хозяйстве или где бы то ни было, не могли без труда идти по тропе мира, — писал по этому поводу один житель Юга. — Неопытный адвокат мог носить, а часто и носил в своем портфеле пару пистолетов. Плантатор, живущий обособленной жизнью среди своего хлопка и негров, не терял тем не менее приобретенных ранее навыков обращения с ножом и пистолетом. Юный редактор, который ежедневно рисковал оскорбить кого-нибудь своим пером, поступал крайне неосмотрительно, если пренебрегал благородными средствами самозащиты».

Что касается возраста солдат гражданской войны, то в этом отношении ни одна из враждующих сторон не имела заметного преимущества. В среднем он равнялся 26 годам как на Севере, так и на Юге. Правда, немало было и неоперившихся юнцов, мечтавших о подвигах и славе. Несмотря на запреты родителей, они отправлялись в вербовочные бюро и всеми правдами и неправдами добивались того, чтобы на них повесили солдатский ранец, сунули им в руки винтовку и заставили маршировать под барабан. В армии Севера, например, насчитывалось не менее 100 тысяч 16-летних мальчиков, а еще 100 тысяч солдат Союза не доросли даже до этого нежного возраста. Многие из них, будучи воспитанными  в суровых традициях протестантизма, считали для себя большим грехом говорить неправду. Чтобы не лгать, они засовывали в ботинок бумажку с написанным на ней числом 18, после чего могли честно заявить: «Мне больше 18-ти».

Национальный состав обеих армий также в основном был однородным. В этой войне англосаксы воевали против англосаксов, и, несмотря на некоторые языковые различия, в их жилах текла кровь общих предков — первых британских колонистов. Обе стороны, однако, охотно пользовались услугами эмигрантов. На Севере эмигрантов было, конечно, больше. В армии Союза служило 500 тысяч иностранцев, что составляло примерно 25% от общей численности вооруженных сил Соединенных Штатов.

Больше всего было немцев (200 тысяч), второе место занимали ирландцы (150 тысяч), третье — англичане и канадцы (100 тысяч). Как правило, они были сформированы в особые эмигрантские части, названия которых говорят сами за себя: «Швейцарские стрелки» (15-й Миссурийский полк), «Гвардия Лафайета» (55-й Нью-йоркский полк), «Гарибальдийская гвардия» (39-й Нью-йоркский полк). «Милиция Mapтинеса»  (1-й Нью-мексиканский полк), «Польский легион» (58-й Нью-йоркский полк).

Лучшими из этих иностранных волонтеров были вопреки расхожему мнению не немцы, а ирландцы. Эмигранты из далекой Германии, обосновавшиеся на свободной земле американской республики, охотно пользовались предоставленными им благами, но не были готовы нести ради них жертвы, даже если эти жертвы были минимальными. Очень характерный пример настроения американских немцев продемонстрировали своим поведением немецкие колонисты, проживавшие в окрестностях маленького пенсильванского городка Геттисберг. Когда в июле 1863 года там встретились две армии — Северовирджинская и Потомакская — и произошло самое кровопролитное сражение в американской истории, эти «достойные потомки Зигфрида» буквально засыпали ставку командующего северян генерала Мида требованиями убрать раненых из их домов и амбаров. Один из них лично явился с похожей просьбой прямо в главный штаб северян и убрался восвояси только тогда, когда выведенный из себя Мид приказал дать ему винтовку и отправить на линию огня.

Немецкие волонтеры (правильнее называть их наемниками) были настроены не намного патриотичнее своих более миролюбивых земляков. В армию шли главным образом те из них, кто не сумел найти себе занятие по вкусу в мирной жизни и надеялся слегка подзаработать на военной службе. Разумеется, у них не было желания подставляться под пули южан во имя спасения Союза, к которому они не испытывали, да и не могли испытывать ни малейшей привязанности. Поэтому немецкие эмигрантские полки никогда не отличались высокой боеспособностью ни в наступлении, ни в обороне. 11-й корпус, состоявший почти исключительно из германских наемников, считался наихудшим в Потомакской армии, что и было наглядно продемонстрировано в сражениях при Чанселорсвилле и Геттисберге.

Ирландцы, в отличие от немцев, не могли сражаться только за деньги — просто в силу особенностей своего национального характера. Уроженцы «зеленого острова» были всегда воодушевлены идеей борьбы за свободу, и эта идея была по-прежнему  вышита золотыми буквами на их зеленых знаменах. Те из них, кто сражался за Юг, отождествляли Конфедерацию, свою вторую родину, с любимой Ирландией, также боровшейся против иноземной тирании. Те, кто встал на сторону Севера, полагали, что воюют за свободу, пускай даже за свободу негров, но все же за свободу. Ирландская бригада считалась одной из самых боеспособных частей Потомакской армии. Она была единственной из иностранных частей, которой командование северян позволяло выступать под своими национальными знаменами. Под этим зеленым полотнищем с древним боевым кличем «Эйрин го бра!» ирландцы храбро ходили в атаки, демонстрируя удивительную стойкость и силу духа.

К сожалению, далеко не все части армии северян могли сравняться в этом отношении с ирландцами. Как уже говорилось выше, эмоциональный подъем, охвативший население северных штатов после взятия форта Самтер, быстро пошел на спад. Убедившись в том, что война — это не увлекательная игра и не увеселительный пикник, многие северяне испытали сильную тягу к мирной жизни. В первую очередь это относилось к трехмесячным милиционерам, разошедшимся по домам, как только срок их службы истек.

Но многие федеральные волонтеры, особенно те из них, кто сгоряча завербовался на три года, не стали дожидаться законных оснований, чтобы покинуть ряды армии, и попросту дезертировали. Это постыдное явление — яркое свидетельство «боевого духа» северян — не может не поражать своим размахом. По самым приблизительным подсчетам, из армии северян дезертировало значительно больше 200 тысяч человек, т.е. около 10% от общей численности всех служивших в вооруженных силах США с 1861 по 1865 год. Такое положение вещей порой довольно болезненно отражалось на состоянии полевых армий Союза. По подсчетам Джозефа Хукера, одного из командующих федеральными силами, только из Потомакской армии и только за 1863 год дезертировали 85 тысяч солдат и офицеров, что было равносильно потере большей части всего личного состава.

Впрочем, как показал ход боевых действий, даже те федеральные солдаты, которые оставались в строю, были морально  слабее своих противников. Для южан эта война была жизненно важной. Они сражались за привычный им уклад жизни, за возможность жить так, как им хотелось. Эти их настроения наиболее четко и лаконично выразил как-то один конфедерат, взятый северянами в плен на территории одного из южных штатов. На вопрос «за что ты сражаешься?» (северяне очень любили задавать его южанам), он ответил просто: «Я сражаюсь, потому что вы здесь».

Из этого, конечно, не следует, что все мужское население Юга готово было стеной стать на пути полчищ «безбожных янки». Проблемы с уклонением от призыва и с дезертирством были и у конфедератов. Но, во-первых, эти явления вплоть до 1865 года, т.е. до самого конца войны, не носили массового характера, а во-вторых, дезертирство часто вызывалось бедственным положением гражданского населения Юга, в первую очередь жен и детей сражавшихся на войне конфедератов.

Узнавая из писем, что маленький Эдди плачет по ночам; «Мама, я такой голодный», а «дорогая Люси никогда не жалуется, но с каждым днем становится все более тощей», солдат уже не мог оставаться в строю. Генералы южан знали об этом и часто смотрели на такое дезертирство сквозь пальцы, тем более, что, оказав своим домашним посильную помощь, солдаты возвращались в армию.

Для большинства северян война с непокорным Югом никогда не носила столь принципиальный характер. Конечно, многие из них соглашались, что Союз надо восстановить, а неграм дать свободу, но почетное право умереть за это они охотно уступали другим. Кроме того, несмотря на поражения, которые федеральные войска постоянно терпели в первые годы войны, жители Севера были уверены, что их материальное превосходство сделает свое дело, враг рано или поздно будет побежден (и были правы), а значит, полагали они, и напрягаться не стоило.

Конечно, федеральным солдатам нельзя отказать в отваге и мужестве, но все же в этом они уступали конфедератам. Моральное превосходство солдат Юга было одним из ключевых факторов, наложившим отпечаток на ход этой войны и послужившим причиной того, что Конфедерация сражалась  в общем успешно и сумела, несмотря на чудовищное неравенство сил, продержаться так долго.

Были, впрочем, и в рядах армии Союза воины, всегда готовые драться до последнего, и, если понадобится, умереть во имя великой цели — отмены рабства. Речь идет о чернокожих солдатах Цветных войск США, составлявших около 10% всех федеральных сил. Создание этих войск началось еще в 1862 году, но сначала генералы Союза использовали их исключительно для подсобных и прочих работ, опасаясь, что в бою от негров не будет толку. Опасения оказались напрасными. В печально известном сражении у Воронки, произошедшем в 1864 году во время осады Питтерсберга, негритянская дивизия Ферреро была единственной частью, действовавшей удачно, и, если бы все остальные дивизии северян сражались так же хорошо, армия Потомака не только разбила бы в этот день южан, но и выиграла бы войну.

Несмотря на все различия, волонтеры Севера и Юта, уроженцы одной и той же страны, имели схожие психологические черты. Главной из них был индивидуализм, свойственный жителям США 19-го века еще в большей степени, чем современным американцам. Воспитанные в традициях личной независимости, превыше всего ставившие право быть хозяевами своей судьбы, американские солдаты с трудом мирились с жесткими требованиями военной дисциплины и с необходимостью подчиняться кому бы то ни было, пусть даже своим офицерам. Слишком требовательные командиры вызывали дружную ненависть как у северян, так и у южан, хотя боролись они с ними по-разному. Первые, следуя демократическим традициям волонтерской армии, переизбирали неугодных офицеров, вторые обычно вызывали их на дуэль.

Проблемы дисциплины вообще были головной болью для обеих армий, особенно в первые годы гражданской войны. На марше войска не могли сохранять необходимого порядка, и походные колонны часто напоминали какое-то шествие богомольцев. Генерал Уильям Шерман — одно из главных действующих лиц этой войны — не мог скрыть своего изумления и разочарования поведением собственных солдат: «Марш продемонстрировал полное отсутствие твердой дисциплины; несмотря на все лично прилагаемые мной усилия, я не мог прекратить вылазок своих людей за водой, ежевикой или за тем, что только приходило им в голову». Позже, действуя драконовскими методами, федеральные командиры смогли навести в своих войсках некоторый, хотя и далеко не полный порядок. Так, уже в 1863 году командир полка, отправлявший по какой-нибудь надобности своего солдата в другое место или разрешавший ему по какой-либо причине отстать от колонны, обязательно снабжал его следующей бумагой: «Податель сего имеет мое разрешение покинуть ряды, будучи не в состоянии следовать вместе с полком». Всякий отставший, не имеющий такой бумаги, немедленно арестовывался военной полицией.

Маршевая дисциплина армий Конфедерации в начале войны также оставляла желать лучшего. Правда, на территории своих южных штатов солдаты-южане обычно не нарушали порядков, но стоило, например, Северовирджинской армии оказаться на плодородных равнинах Мериленда или Пенсильвании, как у нее тут же вырастал «хвост», состоявший из намеренно отставших мародеров. Полуголодные, кое-как одетые «серые солдаты» просто не могли упустить случая восполнить свой далеко не полный гардероб и, возможно, впервые за много месяцев хорошенько поесть. Генерал Ли и другие представители южного командования боролись с этим явлением как могли, но часто оказывались бессильными. Так, во время Геттисбергской кампании по армии Северной Вирджинии был отдан строгий приказ, грозивший расстрелом всякому, посягнувшему на собственность мирных граждан.

Но несмотря на это, многие полки и бригады конфедератов буквально утопали в захваченной ими добыче. Один солдат 4-го Техасского полка, проснувшийся рано утром в долине Камберленда, где бивакировала его часть, был поражен открывшимся перед ним видом. «Голова Дика Сазерленда покоилась на буханке хлеба, как на подушке, а рука заботливо обнимала сочный окорок, — вспоминал он. — Боб Мюррей, опасаясь, что его пленники упорхнут или будут похищены, обмотал большой палец правой ноги веревкой, к которой привязал с полдюжины цыплят; одна из широко раскинутых ног Брехёнена охватывала два переполненных кувшина с яблочным маслом и джемом, в то время как у его головы шумно крякал старый жесткий седой гусак, при этом ничуть не беспокоя его сна; Дик Скиннер лежал на спине, держа правой рукой за ноги трех жирных цыплят и утку, а в левой руке — здоровенную индейку. Он крепко спал, издавая громкий раскатистый храп, который хорошо гармонировал с мелодичным кудахтаньем и кряканьем птиц».

Справедливости ради надо заметить, что и северяне часто обращали самое пристальное внимание на пожитки мирного населения и иногда превосходили в этом даже голодную орду оборванных конфедератов. Но в отличие от командования южан многие генералы федеральных войск не только не боролись с грабежом, но даже поощряли его, делая войну с мирным населением основой своей стратегии. Так поступал во время своего марша к морю Уильям Т. Шерман, оставивший о себе в Джорджии самые печальные воспоминания.

На поле боя американский индивидуализм проявлял себя еще более своеобразно, порой влияя на исход сражения в большей степени, чем распоряжения командующих генералов. «Благодаря независимому характеру федерального волонтера, — писал граф Парижский, — многие генералы видели, как в сражении обеспеченная уже победа превращалась в поражение и как самое бедственное поражение почти всегда было исправляемо; нечто вроде общественного мнения существовало среди них, и мы увидим их то стойко умирающими на своем посту, держащимися до последнего, то они, вдруг уверив в себя, что дальнейшее сопротивление бесполезно даже в такой момент, когда решалась участь боя, единодушно поворачивали назад и отступали, чтобы найти лучшую позицию».

Одним словом, психология американского солдата была такова, что сражения часто превращались в лотерею с непредсказуемыми результатами. Единственным способом упорядочить этот процесс, сделать его менее случайным было насаждение строгой дисциплины. Обычно это делалось суровыми мерами, путем безжалостного применения телесных и других наказаний. Мы уже говорили, что в регулярной армии США существовал богатый выбор разного рода дисциплинарных  взысканий, и волонтерские армии Севера и Юга охотно воспользовались этим выбором.

Особенно жестокими телесные наказания были в артиллерии. В Потомакской армии, организуемой генералом Мак-Клеланом, ей уделяли особое внимание и при формировании артиллерийских полков прибегали к своего рода «амальгаме», объединяя каждые три добровольческие батареи с одной регулярной. В результате строгие порядки профессиональной армии быстро распространились во всех артиллерийских частях, и нарушители этих порядков не знали никакой пощады. Богатые технические возможности позволяли наказывать их подчас с изощренной жестокостью.

Самой популярной из дисциплинарных мер было подвешивание на запасном колесе, располагавшемся на задней части каждого зарядного ящика. Нарушителя дисциплины буквально распинали на этом колесе: его запястья привязывались к ободу сверху, а лодыжки снизу. Затем колесо слегка поворачивали так, чтобы наказуемый не чувствовал себя слишком комфортно и висел только на одном запястье и одной лодыжке. В таком состоянии человека оставляли на долгие часы, а если он начинал кричать от боли (в большинстве случаев так и было), то в зубы ему вставляли палку и привязывали к голове наподобие удил.

Еще тяжелее был так называемый «рэк»{4}, заслуженно считавшийся самым страшным наказанием в американской армии, хотя, на первый взгляд, в нем не было ничего ужасного. Сзади каждого обозного фургона имелся особый ящик, несколько выступавший над задними колесами. На этом ящике провинившийся подвешивался так, чтобы он опирался грудью на верхний задний угол, в то время как его руки и ноги привязывались к колесам. Рот, как правило, затыкали, поскольку уже через несколько минут подвергавшийся наказанию солдат начинал вопить благим матом от нестерпимой боли. «Рэк» был настолько ужасной пыткой, что несчастные, подвешенные на ящике, иногда почти сразу теряли сознание, и многие из них оставались затем калеками на всю жизнь.

Один артиллерист вспоминал, что многие предпочитали этому наказанию расстрел.

В пехоте не было запасных колес, и наказания там не имели столь изощренного характера. Наиболее популярным из них были «козлы и кляп». Провинившегося солдата сажали на землю так, чтобы его колени были подтянуты к груди, а руки соединены и связаны в запястьях поверх голеней. Затем над локтями и под коленями просовывалась крепкая палка, а в рот засовывался кляп. Нарушитель дисциплины не испытывал боли, но в течение долгого времени оставался совершенно неподвижным и беззащитным перед насмешками товарищей.

Моральные меры воздействия также занимали свое место среди прочих дисциплинарных взысканий и были порой действеннее телесных наказаний. Например, солдат, пойманных на воровстве, обычно не подвергали ни одной из вышеперечисленных пыток, а просто проводили перед строем полка под бой барабанов с большой надписью «вор» на солдатском ранце.

Впрочем, эти суровые, подчас жестокие наказания применялись в обеих армиях не слишком часто. Как правило, таким образом командиры и военная полиция воздействовали на людей, оказавшихся в строю случайно или не по своей воле, — это были, например, «премиальные прыгуны».

Волонтеры-патриоты и закаленные в боях ветераны, конечно, не нуждались в подобных «стимулах». Чтобы водворить среди них дисциплину, требовался только храбрый и опытный командир, и, чем больше было в том или ином полку хороших офицеров, тем скорее становился он боеспособной частью, тем лучше держался под огнем и тем меньше моральных и телесных наказаний требовалось, чтобы навести, в нем порядок.

Маль К.М. Гражданская война в США (1861-1865): Развитие военного искусства и военной техники.

Смотрите также
Категория: Армия | Добавил: fyls77 (20.02.2021) | Автор: Маль К.М.
Просмотров: 981 | Теги: Армия, Маль К.М., гражданская война | Рейтинг: 0.0/0
Всего комментариев: 0
avatar